САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ СЦЕНАРИСТ
Интервью с Ричардом Ликлейтером по материалам книги Dylan Callaghan “Script tease”.
РИЧАРД ЛИНКЛЕЙТЕР
Трижды номинант на Оскар. Сценарист фильмов “Нация фастфуда”, “Помутнение”, “Отрочество”.
Ричард Линклейтер не может точно объяснить почему его часто относят к категории вечно укуренных создателей фильмов, ведь он редко делает отсылки на наркотики в своих фильмах. Режиссёр и сценарист получил признание в независимой среде после выхода своего очаровательно обезбашенного фильма “Халявщик” 1991 года. Который часто причисляют к порождению наиболее значимых мемов 90-х.
В разговоре о снятом ротороскопическим способом фильме “Помутнение”, который является экранизацией рассказа Филиппа К. Дика, он говорит, что создание сюжета — никогда не было его фишкой.
Тем не менее, как бы неструктурированными не были его сюжеты, он очень дисциплинированно подходит к созданию сценариев “как ремесленник”. Когда он работает над сценарием, он работает каждый день. Если он застрял на какой-то части — например на диалогах — он работает над описанием или над чем-нибудь еще, но никогда не бросает работу. Возможно дело в дисциплине или в том, что он становится взрослее, но он говорит, что писательский блок, который у него был когда он был на третьем десятке — уже прошёл.
В какой степени предостерегающее “Помутнение” перекликается с вашими ранними фильмами, такими как “Бездельник” или “Под кайфом и в смятении”?
На самом деле я вообще никак не связываю эти фильмы, но “Помутнение” определённо меня заинтересовало. Этот фильм история предостережение о наркомании и самолечении. В “Бездельнике” вообще не было никаких наркотиков, но люди считают его чем-то вроде триппового кино.
Каким-то образом я приобрёл статус создателя наркофильмов, хотя на самом деле наркотики в них упоминаются достаточно редко. “Под кайфом…” — что-то вроде фильма об укуренной вечеринке. “Помутнение” намного более серьезный. Наркотик, описанный в книге-первоисточнике, называется Субстанция D, гораздо более злой и опасный.
Я не пытаюсь утверждать, что все ваши фильмы — это фильмы о наркотиках.
Нет, на самом деле, многие из них действительно таковы, поверьте мне.
Дело в том, что рассудительность и мрачность высказывания этого фильма отличаются от вашей привычной тональности. Что вас привлекло в этой истории?
Я не знаю. Вы не можете помочь, но немного ответственны за мир вокруг вас. Возможно, это немного возрастное. Это достаточно трезвый взгляд на идею о том, что если ты собираешься с чем-то заигрывать, то у этого есть тёмная сторона. Что-то вроде злобной стороны мира… Сейчас очень просто стать параноиком.
В книге аспекту национальной безопасности уделено значительно меньшее внимание. В основном, она сконцентрирована на проигранной борьбе с наркотиками. В какой степени вы усилили в адаптации взаимосвязь с тем, что происходит сегодня в вопросе слежки за гражданами?
Вы не можете не провести параллели. Интересно, насколько современность соотносится с тем, о чем писал Филипп К. Дик тридцать лет назад. Его произведения становятся всё более пророческими. Книга описывает борьбу с наркотиками даже до того, как этот термин вошёл в оборот. Перенеся события книги в мир после 11 сентября, они кажутся еще более подходящими к нашему времени.
Легко увидеть как борьба с наркотиками и с терроризмом превращается в бесконечную борьбу. Это что-то вроде массового помешательства. Бестолковые правительства втягивают себя и своих граждан в борьбу, в которой невозможно победить, против абстрактных вещей, которые по факту являются побочными явлениями поведения людей.
У многих из ваших фильмов нетрадиционный подход к сюжету. Можете кратко рассказать, как вы подходите к процессу создания сюжета в своих собственных оригинальных сценариях?
[смеется]
Хорошо. Ваша первая реакция на вопрос — это смех.
Я люблю истории и персонажей. Сюжет для меня, что-то вроде обмана. Я могу брать только референсы из моей жизни или того, что меня окружает. Думаю, у меня не очень богатое воображение насчёт поворотов сюжета. У меня другой образ мышления, потому что в жизни у вас не так часто бывают подобные повороты. Так что с этим мне нужна помощь.
В такой ситуации я рад, когда рядом есть кто-то кто может взять на себя все эти неотъемлемые элементы истории. Я имею ввиду, что я ценю сюжет, над которым поработают уже после меня. С “Помутнением” всё вышло наилучшим для меня образом, потому что он основан на моём собственном бессвязном нарративе, который уже потом причесали в прекрасный сюжет со всеми необходимыми поворотами, который, возможно, я сам сроду бы не написал.
Это ваша первая адаптация?
Это моя первая адаптация литературного произведения. Я уже адаптировал пьесы.
То, что вы отдаёте работу над сюжетом на аутсорсинг — это ваше преимущество или наоборот, наполняет адаптацию несвойственным вам обманом?
Я читал много книг и никогда даже не думал: “Эй, я могу из этого сделать кино!”. Я читал и думал: “Эй, я могу сделать это!” [смеется] Основываясь на моём собственном мире истории и персонажах. Я вообще очень люблю Филиппа К. Дика, но именно это произведение я чувствовал как своё собственное. “Это то, что я могу рассказать! Я знаю этот мир. Я знаю этих людей. Я могу рассказать эту историю.”
Пугало ли вас то, что вы подошли к адаптации настолько фривольно?
Если много об этом думать, то это может вас пугать. Но, я чувствовал что у меня есть свой взгляд. Я чувствовал, что инстинктивно двигаюсь в правильном направлении, понимаете? Как будто я разделяю его видение в представлении этого мира, так что на самом деле, я не думал об этом много. Для меня большее значение имело вынуть из произведения всё семидесятничество и сделать более современные отсылки.
Где и когда вы работаете над сценарием?
Я просто сижу и работаю. Когда я перехожу в режим сценариста я просто сижу по 3–5 часов каждый день. Иногда, когда у меня идёт я пишу весь день и всю ночь напролёт. [Но, в основном] я у меня подход к работе, как у ремесленника. Я не высиживаю в ожидании вдохновения, я просто сижу и работаю.
Я нахожу это более лёгким и эмоционально стабильным — просто сидеть и работать. Если у меня не идут диалоги — я работаю над чем-нибудь другим — над историей или описаниями. Будьте спокойнее. Я думаю, что пустая страница может выглядеть пугающе. И может быть я просто становлюсь старше, но я никогда не испытывал так называемого “писательского блока”. Я могу очень много писать где угодно и когда угодно.
Неужели и раньше вы не испытывали писательского блока?
Когда мне только стукнуло двадцать у меня столько всего генерировалось в голове и было так мало терпения, чтобы сесть и постараться записать всё это. Так что я испытывал что-то вроде ошеломления. С годами у меня появилось больше терпения и я стал проще к себе относиться. И писать стало намного легче.
— — — — — — — -
